В.Паничкин

«Печать земли Сибирские Кузнецкого города»

История символики Кузнецкой земли уходит корнями в глубь веков. Жившие здесь народы имели родовые тотемные знаки: шорцы – волка и медведя, телеуты – волка и лошадь.

Эти народы имеют родство с племенами, жившими на нашей земле тысячи лет на­зад: в купьтуре шорцев ученые, помимо тюркского,  выделяют угорский,   самодийский и кетский компоненты. Исчезнувшие народы оставили замеча­тельные выбитые в скалах книги о  себе – Томские писаницы.

Древнейшая – Тутальская: красной  охрой  нарисована лошадь с длинным хвостом. Академик А. Мартынов дати­рует ее концом древнекамен­ного века (15-12 тысяч лет на­зад). Ее перекрывают позднее вы­битые лоси, которые затем стали основ­ной темой художников.

Но открыла со­бой эпопею создания писаниц, заметим, именно лошадь – древнейший тотем на­родов Кузнецкой земли.

На Томской и Шишкинской писаницах прочерчены в бронзовом веке и фигуры волков. Медведи изображены на Том­ской и Тутальской писаницах.

Итак, первоначальные тотемы кузнецких народов – лошадь и волк – постепенно были потеснены медведем и лосем. Как же со временем они вновь заняли свое место? С истреблением лосей и переходом от камня через бронзу к железу охота на них отошла на второй план – главную роль стало играть скотоводство у степняков с его главным элементом – лошадью, и земледелие – у лесостепных и таежных племен.

Кроме того, в эпоху великого переселения народов и Тюрк­ского Каганата, включавшего Притомье, здесь усилился тюркский фактор. А символом-прародителем тюрок, как из­вестно, был волк. Здесь же он вдобавок наложился на древнейший локальный тотем, а поэтому закрепился навсегда, став главным для шорцев и основным (наряду с лошадью) для телеутов.

С казаками пришла на землю Кузнецкую и русская система эмблематики. Атаманы Иваны Павлов и Пущин, Бажен Константинов ставили первые Кузнец­кие остроги, держа при себе грамоты томских воевод с красными прикладны­ми восково-мастичными печатями, на ко­торых была «коруна, а около вырезано «Печать государева Томского города». Первые попытки закрепиться успеха не имели – казаки вынуждены были поки­дать остроги.

В апреле 1618 г. Кузнецкий острог был возобновлен казаками сына боярского Остафия Харламова-Михайлевского, ко­торый своей печати еще не имел, как и пришедшие на смену в июне 1618 г. Осип Кокорев и Бажен Карташев. Сме­нившие их в мае 1619 г. Тимофей Сте­фанович Боборыкин и Осип Герасимо­вич Онисков всерьез обеспокоились от­сутствием столь необходимого атрибута воеводской власти, как своя печать. Особенно учитывая то, что по царскому указу, по словам историка Герарда Мил­лера, «необходимо было построить сре­ди тамошних татар особый острог и под­чинить эти волости не Томску, а особым воеводам из Москвы».

Своя печать была действительно нужна в силу особого по­ложения Кузнецка – самого южного рус­ского форпоста в Сибири в глубоком ты­лу у «немирных народцев», в силу его удаленности от Томска и неизмеримых пушных богатств обширных кузнецких волостей. А кроме того, по традиции, каждый острог в Сибири получал свою печать с эмблемой почти автоматически после его основания, независимо от хо­зяйственной и военной роли.

Надо пола­гать, помимо прочего, воеводы просили для Кузнецка и печать с эмблемой, счи­тая, что «ей должно быть изображение волка – в знак необжитости сих мест». И печать Кузнецку была пожалована в 1622 г. вместе со статусом города.

Ее описание дано в «Росписи государевым царевым и «великого князя Михаила Фе­доровича всея Руссии сибирским печатем, какова в которых городех и остро­гах и в которой печати что вырезано и подписано».

Описана печать так: «На кузнецкой волк», а около вырезано: «Пе­чать государева земли Сибирские Куз­нецкого города».

Эмблема волка как нельзя бо­лее   подходила  Кузнецку  – долгие десятилетия стоял он тупиком в стороне от торных дорог, почти каж­дый год подвергаясь опу­стошительным набегам «государевых непослуш­ников».

Долгих 72 года 27 кузнецких воевод вместе с денежной и хлебной казной, складом  мягкой   рухляди и хоругвью Ильи-Пророка как святыню передавали следующему воеводе серебряную  пе­чать-матрицу  в  дорогой,  выложенной бархатом шкатулке с серебряными про­боями и личинками, а также сафьяновый куль с шелковым шнуром для печати. 72 года скрепляли воеводы грамоты печа­тью с волком.

Видя на грамотах воевод собственный тотемный знак – волка – кузнецкие тата­ры лишний раз могли убедиться в леги­тимности воеводской власти и друже­любии к ним русских, принявших их сим­волы.

Волк оказался живучей эмблемой. Имен­но такую печать упоминает «Роспись го­сударевым  царевым и великого князя Алексея Михайловича. Всея Великия и Малыя и Белыя России самодержца, печатем, какова в котором городе или ост­роге и что на которой печати вырезано» от 1656 года, опубликованная в книге Ю. В. Арсеньева «Геральдика» в 1908 г. О том, что печать Кузнецка активно «работала»», можно судить и по ее наличию в «Росписи сибирским печатям, какова в котором городе и остроге и что на которой печати вырезано» – Приложении к Наказу таможенному голове Верхотурья от 11 июля 1692 г.

Документ этот, меж­ду прочим, был включен в Полное Со­брание Законов Российской Империи, том 3, дело 1443 – своего рода Консти­туцию России, что говорит о значимости древней кузнецкой эмблемы.

Ее знали не только в уезде, но и всюду, куда шла лучшая в Сибири, по мнению историка М. Сорокина, пушнина – кузнецкие собо­ля. А шла она за тысячи верст от нас – в Москву и богатые европейские столицы.

При всей опасности жизни на Сибир­ской Украине, как величали Кузнецкий уезд, начиная с основанной в 1625 г. заимки Атамановой, он развивался: по­являлись деревни, села, остроги, монас­тырь. В «Чертежной Книге» С. Ремизова (1699 г.) вокруг Кузнецка – 34 пункта, еще больше – на севере уезда. Великими трудами казаков, крестьян и работных людей «с необжитостью сих мест» было покончено. И символ – волк потерял ак­туальность. Требовался знак прямо про­тивоположный – символ освоения не­объятных просторов, а его роль в ге­ральдике всегда играла лошадь.

И в 1694 г. Петр I пожаловал Кузнец­ку новую печать с изображением лошади. Она появилась в составленном чуть позже «Списке великого государя сибирским печатям, какова в котором городе и остроге и что на которой печа­ти вырезано». Принял ее воевода столь­ник Алексей Сидорович Синявин.

Столь престижный знак, как лошадь, Кузнецку был дан неспроста: 10 из 14 сибирских городов продолжали в это время поль­зоваться старыми печатями, указанными еще в Росписи 1635 г. Будущий импера­тор уже тогда строил планы не только «ногою твердой встать на море», но и «взять весь Иртыш под высокую госуда­реву руку», а значит присоединить к России Алтай, управлять коим долгое время надлежало из Кузнецка – самого южного пока форпоста России в Запад­ной Сибири.

События следующих лет полностью это подтвердили. Воеводы имели полное основание гор­диться вниманием царя; до 18 века Куз­нецк был одним из немногих из 150 го­родов России, имевшим свою эмблему. По данным историков Е. И. Каменцевой и Н. В. Устюгова, наряду с ним печати имели лишь города Сибири и 9 городов Руси.

Резонно задать вопрос: «А можно ли эти печати считать гербами?» Лично я твер­до уверен, что да. Противники, утверж­дая обратное, ссылаются главным обра­зом на то, что классические (читай – за­падноевропейские) гербы вели проис­хождение от рыцарских щитов, а на пло­скости изображались строго определен­ным образом.

Из-за ордынского ига на Руси печати с гербовыми сюжетами появились лишь в 16 веке, когда в Европе с рыцаря­ми, готической культурой, раздроб­ленностью, а значит и с «классиче­ской» геральдикой было почти по­кончено.

Она стала «бумажной» – гербы превратились в печати. А в России печати превратились в гербы.

И с 17 века до 17 года их судьба полностью сов­падала. Если печать Кузнецка ни по оформлению, ни по функциям ничем не отличалась от печатей городов Евро­пы, в чьем праве называться гербами ни­кто не сомневается, значит, она являет­ся полноправным гербом. «На Западе и на Руси, – пишет академик Дмитрий Ли­хачев, – сущность средневекового сим­волизма была в основном одинакова: одинаковы были в огромном большинст­ве и самые символы, традиционно со­хранявшиеся в течение веков».

Тождественность печатей и гербов была подтверждена в 1672 г. в Большой Го­сударевой Книге «Титулярнике» – посчи­тали возможным считать городскими гербами изображения городских печа­тей. Во всех указах тех лет о гербах го­ворится как о чем-то уже давно сущест­вующем.

Окончательно идентичность печати и герба признана в августе 1724 г. в Сенатском Указе в созданной двумя го­дами раньше Герольдмейстерской Кон­торе.

Кузнецк уже имел герб – лошадь, но на­значенный Петром I товарищ Герольд­мейстера Франциск Санти не мог узнать о нем. Указом Сената из архива Колле­гии иностранных дел в Геольдию была «для списывания» передана книга, «в ко­торой показаны Российского империя и чужестранных государств гербам рисун­ки» – видимо, Титулярник. Но эмблем го­родов, не входивших в царский титул, в том числе и Кузнецка, в нем не было, чем Санти был недоволен.

Не получив иных книг, он сам побывал в ряде городов, где срисовал печати. Как человек честный, не пожелал рисовать «отсебятины» для городов, чьи печати не знал. Поэтому он разработал и до 1 декабря 1724 г. разослал анкету из 8 пунктов, дабы выяснить подробности в городах. Из Сибири ему пришло единст­венное доношение, да и то с отказом прислать сведения «понеже в Сибир­ской губернии город от города в дальном расстоянии и посланные возвраща­ются через годичное время».

Но Санти на­рисовал-таки 97 гербов, в том числе 21 сибирский (5 из числа вхо­дивших в ти­тул   импера­тора и 16 го­родских),  в том числе герб Кузнецка в 1726 г: «на новом французском щите» была изображена кузница со всем кузнечным инструмен­том в золотом поле – герб был говоря­щим.

Так кто же исполнил первый классичес­кий герб нашего города? Это помощник Санти - живописный мастер Иван Васи­льевич Чернавин и подмастерье Петр Александрович Гусятников.

В 1745 г. товарищ Герольдмейстера Ва­силий Евдокимович Адодуров разослал анкеты в 104 города, откуда в свое вре­мя не поступило известий на анкету Санти, в том числе в Кузнецк.

В Ведомо­стях, пришедших из Сибири, описыва­лись печати пяти городов, в том числе Кузнецка, который сообщал, что на его печати помещен герб, а не изображение зверя или птицы. При Адодурове герб Кузнецка изменил форму щита – с пря­мого на модную тогда овальную. Взлет же дремавшей рос­сийской геральдики сзязан с Екатериной II. По­лучившие вольности го­рода требовали себе торжественного наде­ления гербом. Старые гербы, данные им без особого церемониала, с их чисто утилитарны­ми функциями город­ской печати, теперь и за гербы-то никто не считал.

Герольдия трудится денно и нощно: создание гербов ставит­ся на поток – они теперь обязательны для каждого города и утверждаются списком для всей губернии. Одно плохо – в такой спешке на имевшиеся у горо­дов гербы и печати внимания почти не обращали.

21 апреля 1785 г. Екатерина подписала «Грамоту на права и выгоды городам Российской Империи», где статья 28 гласила: «Городу иметь герб, утверж­денный рукою Императорского Величе­ства, и оный герб употреблять во всех городских делах». «Общество градское» должно было иметь и печать с городо­вым гербом.

Екатерина прекрасно знала, что гербы у русских городов уже давно существуют, но ей очень уж хотелось выглядеть бла­годетельницей городов во всем без изъ­ятий, поэтому она ничуть не противи­лась тут же созданной легенде о «первородности» именно екатерининских гербов. Более того, сама ее пропаганди­ровала. Да так удачно, что мы и сейчас охотно верим, что герб нашего города появился не раньше 1804 г.

В каждом Указе о создании гербов пояснялось: «А как ни самый наместнический город, ни приписные к нему гербов не имеют, то по приказанию Сената герольдмейсте­ром князем Щербатовым для оных гербы сочинены». И Михаил Михайлович ста­рался, как мог.

Еще большую ревность в герботворчестве проявил его преемник – действитель­ный статский советник А. А. Волков – герольдмейстер с 1779 года. 17 марта 1785 г. гербы получили города Тобольской губернии, 26 октября 1970 г. – Иркутского наместничества. При их создании по инициативе И.И. фон Эндена было принято не имевшее аналогов правило: пересекать герб и в его верхней части помещать губернский герб, оставляя собственно городскому лишь половинку нижнюю. Это вызвало критику знатоков геральдики, ведь при этом символ самого города играл подчиненную роль, занимая в щите второстепенное место.

Именно такой герб и был 20 марта 1804 года Указом Алекандра 1 дан Кузнецку: «кузница с принадлежащими к ней орудиями». Составил его, как и 9 остальных гербов Томской губернии, герольдмейстер Волков. Видел ли он предыдущий (1726 г.) герб Кузнецка? Возможно. Но даже если бы Волков не знал о нем, то нет ни малейших сомнений в том, что герб Кузнецка был бы точно таким: в силу особенности русской геральдики – обилие говорящих гербов.

И поэтому Кузнецк из-за своего куда как более «говорящего» имени попросту был «обречен» носить герб – кузницу. Меж тем у нашего города был еще один герб, неизвестный даже специалистам.
Взгляните на фотокопию, кстати, она публикуется впервые.

«Проэкт герба окружнаго го­рода Кузнецска» от 24 но­ября 1864 г., подписанный тремя высо­кими санов­никами, сре­ди которых и герольдмейстер Империи действитель­ный статский советник Бернгард фон Кене. Это незауряднее произведение геральдики было обнаружено мною сов­местно с директором госархмза Кеме­ровской области Владимиром Сергиенко в 1994 г. в Центральном гос.историчес­ком архиве (бывшем Сенате) в Санкт-Пе­тербурге.

Чем объяснить его появление? Полити­кой. Император Николай I почитал ге­ральдику не меньше своей бабки Екате­рины. В 1848 г. он расширил возможно­сти Герольдии, преобразовав ее в пол­ноправный департамент Сената и на­брав штат лучших художников-геральдистов. Почитал и много от нее требовал. Он предложил усилить пропагандист­ский характер гербов и в 1851 г. даже лично составил схему их построения, которую Бернгард Кене и воплотил бле­стяще в жизнь, придумав стройную сис­тему украшений щита, по которым легко можно было определить статус, величи­ну и  месторасположение   города,  род занятий его жителей. Покончил Кене и с унизительной для городов выдумкой Экдена – губернский герб более не довлел над городским, а знал свое место – в уг­лу щита.

Все бы хорошо, да жаль только, что Ке­не был волюнтаристом. Ряд эмблем (все античные и бытовые: прядильный ста­нок, квадант) он счел негеральдически­ми и разом заменил пять гербов.

Сюда же он зачислил и промышленные объек­ты, также классической геральдикой не предусмотренные, но находившиеся в семи гербах. И начать Кене, как теперь выясняется, решил с герба Кузнецка. Довести же этот герб до утверждения Императором не удалось – Герольдию накрыл девятый вал работы: переделать шесть сотен гербов России… Так и про­лежал новый герб 130 лет в сенатских бумагах. Теперь же он – перед нами. Старый герб волей судьбы бьш спасен и очень скоро стал употребляться повсе­местно: по Городовому Положению 1870 г. герб Кузнецка чеканился на зна­ках всех должностных яиц, города, а вот в волостях у старшин, сельских старост, судей и заседателей на знаках красо­вался с 1861 г. герб Томской губернии.

Носились знаки на цепи поверх мунди­ров, на пуговицах которых был герб гу­бернский, также как и у студентов Куз­нецкого уездного училища. С кузнецким гербом пуговицы были лишь у градона­чальника. Герб Кузнецка стал и кокардой на фуражках чиновников и поли­цейских. Кроме того, последние в нача­ле века стали щеголять в белых мунди­рах с гербами, вышитыми на воротнике и обшлагах. А у рыскавших по уезду чи­новников рыб- и зверьнздзора герб вы­шивался на плечах. Гордо нес герб и трехпалубный колесный, пароход «Куз­нецк», ходивший до Томска…